Книга Герои. Человечество и чудовища. Поиски и приключения  - Стивен Фрай

– В Дельфах толпа народу, – сказал он. – Отстоял очередь, как простой гражданин. Когда пришел мой черед, я задал пифии один вопрос: «Почему Фивы страдают от эпидемии?»

– Ты не спросил: «Как нам от нее избавиться?» – уточнил Эдип.

– Сводится к одному и тому же, разве нет? – отозвался Креонт. – Короче, пифия ответила так: «Фивы будут спасены, когда найдется и будет назван убийца царя Лая».

Иокаста охнула:

– Ерунда какая-то. Лая убила целая шайка!

Эдип крепко задумался.

– Если напала шайка, кто-то один нанес решающий удар. Истину всегда можно вскрыть, если рассуждать системно. Но давайте я сперва скажу вот что. Сообщите всем, что любой, кто попытается принять у себя в доме или скрыть убийцу Лая, будет наказан. Что до убийцы, то мое ему проклятие. Он еще пожалеет, что родился на свет. Его распознают, найдут и справедливо осудят без всякой пощады. Я прослежу за этим лично. Вот что следует объявить.

– Славно, – сказал Креонт. – А есть же еще Тиресий. Всю дорогу домой я думал: и чего это мы не посоветовались с Тиресием?

– Неужели он все еще жив? – Эдип был наслышан о великом фиванском провидце. Кто ж не был? – Он, наверное, сама древность.

– Немолод, это точно, но пока в своем уме. Можем послать за ним.

Отправили к Тиресию гонцов. Эдипу было любопытно познакомиться с прорицателем, столько пережившим от рук богов. В молодости Тиресий навлек на себя гнев Геры, и та превратила его в женщину. Семь лет прослужил он в ее храме жрицей, прежде чем богиня вернула Тиресию мужское обличье. Затем его угораздило вновь вызвать ее ярость, и на этот раз она лишила его зрения. Из жалости к нему Зевс наделил Тиресия внутренним видением – даром пророчества[255]. Не одно поколение подряд его мудрость и провидческие способности служили фиванскому царскому двору, но ныне он отошел от дел и жил укромно.

Не понравилось старику, что его тащат во дворец посреди ночи к человеку вчетверо младше. Разговор пошел наперекосяк. Эдип ожидал почтения, положенного царю и тем более великому владыке и сфинксоистребителю, преобразившему судьбу Фив и его народа. А общались с ним в итоге с ворчливой наглостью.

– Я слеп, – молвил Тиресий, опираясь на высокий посох. – Но незряч при этом ты. А может, просто отказываешься узреть. Тот, кто клянет, проклят сильнее прочих. Тому, кто ищет вовне, сильнее прочих надо искать внутри.

– Несомненно, безграмотным и доверчивым такая вот премудрая чепуха и зловещие загадки морочат головы, – проговорил Эдип, – но не мне. Загадки – мой конек.

– Никакими загадками я не изъясняюсь, – сказал Тиресий, вперив невидящий взгляд чуть выше Эдиповой головы. – Я говорю ясно. Желаешь найти осквернителя Фив – глянь в зеркало.

Эдип не мог далее терпеть все это и выслал Тиресия обратно домой, в глушь.

– Усадить его в самую неудобную повозку, какую сумеете добыть. Пусть по дороге в эти чокнутые старые кости тряска вобьет разум… Кляты пусть будут такие вот, – сказал Эдип Иокасте, описывая беседу с Тиресием. – О Дельфийском оракуле нам известно, что он правдив. Властвуют над ним Аполлон и древние силы самой Геи, а этот Тиресий – попросту фальшивка. Сплошное вот это вот: «Правды не найдешь – она сама тебя отыщет», «Ищи не знания – знай, как искать», «Не ты творишь ошибки – ошибки творят тебя». Чепуха. Так всякий может, перевертываешь фразу вверх ногами да задом наперед. Барахло. Бессмыслица. Он, должно быть, считает меня идиотом.

– Тш… – сказала Иокаста. – Прими вина и успокойся.

– А! – воскликнул Эдип и воздел палец, довольно похоже изображая Тиресия: – Прими вина – но пусть вино не примется за тебя.

Иокаста рассмеялась.

– Как бы то ни было, – проговорила она, – я бы и на оракула в Дельфах не очень-то полагалась. Он предсказал, что Лая прикончит его сын, а не шайка грабителей.

– Да, я собирался расспросить тебя о смерти Лая, – сказал Эдип. – Если прикончили и его, и всю свиту, откуда нам известно, что в этом замешана шайка?

– Так убили не всех. Антимед, один из слуг Лая, улизнул. Примчал в Фивы и рассказал, что случилось.

– И что именно он сообщил?

– Он сообщил, что была засада. Больше дюжины разбойников, все вооружены дубинами и мечами. Выскочили на перекрестке трех дорог. Стащили Лая с колесницы…

Эдип вытаращился на нее.

– Повтори.

– Они стащили его с колесницы…

– Нет, прежде этого. На перекрестке трех дорог?

– Так Антимед сказал.

– Где теперь этот Антимед?

– Живет близ Исмена, кажется.

– Правдив ли он?

– Мой муж доверял ему больше всех прочих слуг.

– Его надо отыскать.

Эдип яростно размышлял. Старика стащили с колесницы на перекрестке трех дорог. Наверняка совпадение. В конце концов, этот Антимед описывает ватагу кровожадных разбойников, вооруженных до зубов, а не одинокого невооруженного юношу. Но все равно тревожно.

Эдип метался туда-сюда по дворцу и ждал прибытия Антимеда. Хворь продолжала ежедневно забирать десятки жизней. «Не решить мне этой загадки без дополнительных сведений, – сказал он про себя. – Без свежих фактов мозг лишь крутится вхолостую, как колесо, застрявшее в грязи».

Наутро Эдип сидел с Иокастой, и тут к ним заглянул лакей:

– Государь, к тебе гонец.

– Новости от Антимеда?

– Нет, владыка, это человек из Коринфа.

– Можно с этим повременить?

– Гонец говорит, это срочно, государь.

– Что ж, ладно, впусти.

– Коринф, – промолвила Иокаста, когда лакей удалился. – Не там ли ты вырос?

– Да. Я о нем много лет не вспоминал. Итак, сударь мой. Что привело тебя сюда?

Потрепанный погодой, обожженный солнцем старик вошел в зал и низко поклонился.

– Великий государь.

– Да, да, – проговорил Эдип, изумленно разглядывая пришельца. – Ты утомлен, я вижу.

– Пришел пешком, государь.

– Не знаю, кто назначил тебя гонцом, но бессердечно это – отправлять человека, настолько уже пережившего зенит своих сил, в такой долгий путь. Надеюсь, ты останешься с нами и отдохнешь, прежде чем пускаться в обратный путь.

– Ты участлив и добр, государь, – сказал гонец. – А в это странствие к тебе я сам умолял пустить меня.

– Да?

– Желал взглянуть своими глазами в лицо знаменитого царя Эдипа.

Эдип, всегда открытый для лести, улыбнулся.

– Царица подтвердит: я обыкновенный человек, – сказал он.